Cineast публикует фрагмент лекции культуролога и журналиста Анны Старковой, прочитанной в сентябре 2014 года в Харькове в галерее ”Мистецтво Слобожанщини”. Докладу предшествовал показ фильма украинского советского режиссера Дзиги Вертова “Энтузиазм: Симфония Донбасса”.
Фильм “Энтузиазм: Симфония Донбасса” завершен Дзигой Вертовым в ноябре 1930 года, а на экраны вышел 1 апреля 1931 года. Этот год называют определяющим для отхода советского кинематографа и советского искусства в целом от экспериментаторства, свойственного 1920-м годам.
Вообще 1920-е во всей истории известны, как авангардистский период. В том числе советскому кинематографу свойственны поиски. Я не согласна с утверждением (одного из слушателей, – ред.), что в 1930-е годы кинематограф только зарождался. На самом деле наш уважаемый сегодняшний автор — ровесник кинематографа. День рождения кинематографа отмечается 28 декабря 1895 года.
Поэтому к 1930-м годам повествовательная система полностью сформировалась, без звука.
“Симфония Донбасса” — это первый советский звуковой документальный фильм. В этом есть и позитив, и негатив.
Экспериментировать со звуком кинематографисты начали с самого начала. К сожалению, достаточной синхронности сразу достигнуть им не удалось. Повторюсь, что 1920-е годы — время экспериментаторства, и для кинематографа тоже. И звук в экспериментах советского кинематографиста Дзиги Вертова, с одной стороны, показан нам синхронно — и довольно качественно синхронизирован — с изображаемым, а с другой стороны — это игра и рассинхроны звука и изображения. С точки зрения истории кино — это новое веяние и новое слово для своего времени.
Однако цель фильма была не в этом. В целом он делится на три части. Исследователи условно обозначают их следующим образом: первая — столкновение религиозного и коммунистического быта, вторая — процесс производства в районе Донбасса (шахты, домна и так далее), третья — коллективизация, работа в колхозах.
Основную часть занимает процесс производства в районе Донбасса. Однако кинематографические приемы и то, что нам позволяет взглянуть на веяния эпохи, на фоне чего рождалось такое кино, прослеживается во всех частях. Первая часть — столкновение религиозного и коммунистического быта — средствами кинематографа показывает ретроспективу этой борьбы с религиозным за формирование “нового общества”. Главной своей целью Дзига Вертов считает именно пропаганду коммунизма. Пропаганду коммунизма на конкретных примерах. Все эти красивые женские лица не случайно попали на экран. Мы же понимаем, что у коммунизма — разные лица. И вот это вот откровенно пропагандистский фильм. Хорошо, что он сделан в духе Дзиги Вертова. Это формализм, формотворчество и звуковая форма — один из его элементов.
Но уже в 1931 году возникает беседа в новом издании “Кино”. В этой дискуссии прогрессивные люди того времени ругают Дзигу Вертова за этот фильм. За его формализм, за то, что благодаря такой форме понять фильм можно неоднозначно.
Направленность фильма — это хроника, ничего здесь не постановочно. Еще одно нововведение Дзиги Вертова — это вербатим. Это запись на производстве, ничуть не отретушированная, это реальные звуки. Несколько месяцев готовился фильм и Дзига Вертов вместе со съемочной группой специально спускались в шахты, наблюдали за производством, дабы звук был совершенно достоверным. И это один из принципов кинематографа Дзиги Вертова. Он выступал против игрового кино. “Это неправда, однозначно. Только кинохроника имеет право на существование. Только смонтированная кинохроника может пробудить в человеке мысль. А главная задача для фильма — чтобы зритель задумался”.
Выражаясь современным языком, у Дзиги Вертова было “творческое объединение”, которое выпустило ряд манифестов с 1919-го до середины 1920-х годов. И защищаясь от нападок коллег в 1930-е годы, он прямо говорил, что он до конца верен своим манифестам.
Манифесты есть в свободном доступе в интернете. Некоторые программные вещи я назвала: это хроникальность, монтажность и это революционный, идеологический пафос и так далее, — все это только на пользу народу, по мнению творцов того периода.
Не согласны с этим были официальные власти и поэтому через некоторое время Дзиге Вертову перестали давать снимать. Но он до конца жизни был занят в кинематографе, хотя не был режиссером.
И можно немного поговорить о 1930-м годе в истории. В целом я сказала и полностью это отражается в фильме — история, только в завуалированной определенной форме. Форма своеобразная — сложная для восприятия, нестандартная. Огромное количество кинематографических приемов, которые неподготовленному зрителю неизвестны, непонятны и, может быть, неинтересны. Многократная экспозиция, те же эксперименты со звуками — не вполне понятно. Эксперименты с изображением — зачем нам девушка, когда и все так понятно, вроде линейно выстроено? Но все наработки своих коллег — авангардистов 1920-х годов — он использовал. Эффект Кулешова — это когда показывают один кадр, другой кадр, а у нас в голове рождается третий смысл. Все наши новости, кстати, построены по такому принципу. Один из наглядных приемов — встык показываются кадры: целуют крест и пьяницы. Что в головах рождается? Не стоит верить, правильно?
Неоднозначности восприятия режиссером не предполагалось. Но, повторюсь, что форма, которую он выбрал, чтобы донести мысль — предполагает неоднозначную трактовку. И нападки на режиссера Дзигу Вертова были вполне обоснованные.
Еще один элемент, который привнес этот фильм в советский кинематограф, — это новый герой. Он тоже был зафиксирован в манифестах. Это человек-машина. Герой, который идеален во всем, он работает, как машина, и не допускает отступлений ни в мыслях, ни в действиях от, наверное, программы партии. Поэтому режиссер уделяет такое внимание слиянию человека и машины. Дабы подчеркнуть значение трансформации человека старой эпохи в человека новой эпохи — настоящего коммуниста. Поэтому эти бесконечные марши, поэтому эти красивые девушки, поэтому монтаж, преследующий определенную цель. Он так писал сам. В воспоминаниях Дзиги Вертова рассказывается о том, как шел съемочный процесс, и о том, что имел в виду автор.
Этот фильм не самый простой, не самый сложный и должен пониматься в контексте эпохи и смотреться только подготовленным зрителем.