«Урга» 1991-го года, несколько черносотенная по своему посылу, но обаятельная и поэтичная лента (кажется, последний из фильмов Михалкова, за которые мы когда-то его любили), завершается грубой, досадно фальшивой нотой- начитанным самим режиссёром обращением к аудитории молодого монгола из 2010-х годов, в котором представлена апокалиптическая картина смешения культур и рас: «…этим летом собираемся с женой в Лос-Анджелес- хочется на японцев посмотреть».
Представленные на AIFF / Фестиваль Американського Кіно «Незалежність» «Радиомечты» Бабака Джалали существуют в пространстве провидческого михалковского кошмара. Картина повествует об известном иранском писателе, занимающем должность программного директора радиостанции из Сан-Франциско- соответственно, персидскоязычного, который пытается свести в своей студии, наводя разрушенные терроризмом и войнами мосты, первую афганскую рок-группу «Kabul Dreams» и «Metallica». В ожидании хэви-металического Годо он заполняет эфир литературоведческими эссе и чтением прозы, в то время как владельцы станции пытаются разбавить его программы гламуром и рекламными блоками.
В этом причудливом, как и положено победителю Роттердамского МКФ, пронзительном и забавном фильме трудное установление культурных контактов оказывается всё же менее мучительным, чем взаимодействие искусства и коммерции. При этом строки выдающегося сальвадорского поэта Роке Дальтона о любви и смерти (звучащие на персидском и переведённые в субтитрах, вероятно, по субтитрам английским, они памятны мне по русскому переводу Натальи Ванханен) и призывы поскорее приобрести «Бабаджан пиццу» кажутся универсальными в равной степени.
В некотором смысле универсален и образ главного героя, раздражительного, невротичного интеллектуала, трогательного в своих попытках бескомпромиссностью и высокомерием скрыть свою беспомощность.
– Я пишу стихи, -говорит навязанная ему в эфир руководством собеседница, Мисс Иран-Америка. – Хотите, прочитаю что-нибудь?
– Нет.
Оторванный от родной языковой среды, он болезненно переживает провинциальность, искусственность культурной жизни диаспоры, невостребованность своего таланта, означающую ненужность, бесполезность его самого. Разве не сходным образом, не в похожем гетто, пускай и живя на родине, ощущают себя и многие из наших соотечественников?
– Вы ведь ассирийка? -говорит он уборщице студии, приглашая её выступить. – Переведите мой рассказ на ассирийский и прочтите, словно это ваша собственная история.
– Честно говоря, не думаю, что много ассирийцев в этот час слушает нашу станцию.
– Я тоже не думаю.
Герой отчаянно стремится воплотить самые эксцентричные свои идеи, ведь, когда творчество не приносит денег, рейтингов, количества просмотров и прослушиваний, разве можно найти лучшее занятие в срок, отпущенный нам Господом Богом, чем попытаться, преодолевая сопротивление владельцев и редакторов, удовлетворить своего личного идеального, самого требовательного и придирчивого, самого благодарного читателя/слушателя/зрителя себя самого?
