«Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму?»
В глубоком детстве, когда телевизор «Электрон» с четырьмя каналами был единственным окном в мир, а гласность разгонялась до скорости неуправляемого вихря, который затем и смел мою Родину, на экраны вышел фильм «Покаяние». В моей семье эпохальные события в кино и литературе воспринимались интуитивно и отделялись от всей прочей шелухи; надо заметить, в то время ее и не было в таком количестве. Я отчетливо помню настольную книгу дома в 91-92-ом годах — томик «Мастера и Маргариты», восторг от Тенгиза Абуладзе, бесчисленное количество вольнодумных газет и журналов, карикатур, общую нервозность и какую-то мистическую политизированность всего происходящего. Одним словом, «Покаяние», даже если и не был бы снят – что-то похожее должно было обязательно появиться в СССР того времени.
Свято место пусто не бывает, природа не терпит пустоты, а посему, если разум спит — рождаются чудовища. Очевидно, в ту пору – начало 90-х – коллективное бессознательное находилось во сне, а тропа к храму едва виднелась на горизонте. 70 лет атеизма, все-таки, давали себя знать. Александр Мень слишком рано ушел, не успев попасть на телевидение. Я часто думаю, как много могло бы быть сейчас по-другому, если бы он был жив…
Но есть великий немой, который становится великим глашатаем, когда необходимо. Хотя Тенгиз Абуладзе в 1984 году положил, как и ожидалось, свой шедевр на полку, в 1986-ом, благодаря Климову, состоялся показ в Доме кино, а в следующем году он вышел на экраны.
Человек, снявший один из самых чистых и добрых фильмов советского кино – «Я, бабушка, Илико и Илларион» по книге Нодара Думбадзе, оказался способным и на самое пронзительное расследование мотиваций и души абстрактного диктатора Валаама. Если сравнивать его с чем-либо … По экспрессии и глубине вспоминается только Альбер Камю с его потрясающей пьесой «Калигула». Многослойный кинотекст наполнен притчами-аллюзиями, ассоциациями и метафорами (Михалкову смотреть, пересмотреть и уйти думать). Мистицизм смерти смешан с природой власти; стремление к справедливости и беспомощность существования без Бога; кто вы в этом круговороте, где ваше место? – мысли бьют по щекам, а вопросы врезаются в память, как и имена людей со сломанной судьбой на бревнах лесоповала в одной из сцен.
Шедевральна исповедь сына Валаама:
– Нет, вы меня не поняли! Меня беспокоит то, что я постепенно теряю свои моральные принципы, я уже не вижу разницы между добром и злом… Веру потерял, веру!
– Какую веру?
– Готов всем все простить и всякую мерзость оправдать: донос, коварство, малодушие…Обман, низость…- безжалостно вывернул себя наизнанку Авель.
– Выходит, ты Христос, сын мой! Тебе ли жаловаться? А ты не врешь?
– Нет… Сущую правду говорю!
– Ты так думаешь? Кого ты обманываешь, лицемер? Я ведь знаю тебя, ты в порошок сотрешь всякого, кто встанет на твоем пути.- Святой отец издевался.- А если тебя по щеке ударят, ты не другую подставишь, а так двинешь, что челюсть свернешь! Такие, как ты, не способны раздваиваться! Тебе же наплевать и на добро и на зло! Не раздвоение тебя беспокоит, а страх тебя гнетет, страх!
Внук Валаама устроил настоящий бунт, сходный во многом с настроением огромного количества молодежи начала 90-х. Но эта жертва также не выход, ведь и она, при всей своей героичности, не ведет к Храму…
Сейчас храмов у нас сколько угодно, но было ли покаяние, которое влечет за собой перестройку души и сознания? Это не так просто… И это совсем не то, к чему призывал Горбачев – «Каждый на своем месте должен делать свое дело добросовестно и честно, вот и вся перестройка». Этого, к сожалению, оказалось недостаточно.
Жизнь не заканчивается, и открытый финал фильма говорит об этом весьма красноречиво. Старость – хранитель совести – уходит, оставляя нам мудрые вопросы, на которые мы своими поступками обязаны дать ответы. Что есть дорога? Что есть жизнь? Камо грядеши?
